Ф.И. Владимирский - ч.2
Похороны Бориса
Из Германии пришло письмо от Михаила. Тот сообщил, что по завершении учебь, на врача он намерен вернуться в Россию. Федор Иванович, понимая, что в Москву сына не пустят (в 1899 году того за политическую деятельность выслали из первопрестольной), приехав в очередной раз по водопроводным делам в Нижний Новгород, решил заодно узнать, нельзя ли будет исхлопотать Михаилу место в губернском центре или в каком ином городе губернии.
Остановился отец Федор у младшего брата - Павла, служившего дьяконом Верхне-Посадской Троицкой церкви, что стояла на Большой Печерке. От него-то и услышал о горе, постигшем семью Рюриковых.
В середине февраля 1902 года Борис был арестован, заключен в одиночную камеру Нижегородской тюрьмы. Там его здоровье резко ухудшилось. Иван Александрович постоянно ходил то к тюремному, то к жандармскому начальству, хлопоча чтобы смягчить жесткий режим.
Отец Федор поспешил к Рюриковым - морально поддержать родню. Помнил, какие душевные муки довелось самому пережить, пока в Бутырках сидел Михаил.
В середине апреля Бориса Рюрикова из тюрьмы все же выпустили. И не потому, что мольбы Ивана Александровича дошли до ушей начальства - здоровье молодого арестанта так ухудшилось, что побоялись, как бы не умер в остроге. Он скончался 19 апреля, через четыре дня после освобождение
День похорон Бориса Рюрикова пришелся на воскресенье. Однако прокурор и полицмейстер, несмотря на просьбы отца и других родственников, заявили: «Полиция в этот день будет слишком занята перенесением Оранской иконы Божией Матери из монастыря в собор. Подождите до понедельника...»
Секреты жандармского управления
В архиве Нижегородского губернского жандармского управления сохранилась особая папка, где собрано немало документов, относящихся к похоронам Бориса Рюрикова. И среди них «Летучий листок» № 4 - прокламация, изготовленная на гектографе нижегородскими социал-демократами, в которой подробно отражено, как проходили похороны. Без всякого сожаления, Горький читал «Листок» - на это опять-таки указывает сцена похорон в романе «Мать».
В папке жандармского управления сохранился еще один любопытный документ - секретный протокол, составленный нижегородским полицмейстером подполковником бароном Таубе.
Некоторые с недоверием относятся сегодня к материалам носящим «печать» революционности, считая их пропагандистскими. Поэтому я решил процитировать выдержки из протокола полицмейстера, а не «Летучего листка»:
«22 апреля 1902 года проходили похороны скоропостижно умершего бывшего студента Бориса Рюриком. Предварительно было решено отпевать тело умершего в Тихоновской церкви, но по моему настоятельному требованию это решение было отменено... Для отпевания и предания земле тело было вынесено в восемь часов утра из дома Гогина по Звездинской улице в кладбищенскую Петропавловскую церковь. К выносу тела в квартире покойного собралось 60 человек молодежи обоего пола, значащихся в прилагаемом списке.
...Когда священник Тихоновской церкви Н. Троицкий и дьякон И.А. Рюриков, отец покойного, вышли из квартиры, собравшиеся к выносу взяли гроб с умершим и на руках понесли его на кладбище через Ново-Базарную площадь по Полевой улице Венки были возложены на гроб и один - на катафалк. На углу Полевой улицы и Верхсвятского переулка процеосия остановилась. Младший брат Рюрикова Николай и Леопольд Израелевич взяли с гроба венки с лентами, снабженными надписями: «И ты погиб, не требуя венца», «Не нужно плакать, а мстить», «Ты не щадил борьбе усилий честных, не забудем твоей гибели, товарищ».
По окончании отпевания студент Борис Морковкин выступил с речью, содержание которой так передает барон Таубе: «...Покойный был борцом за свободу и пал, не дождавшись зари свободы, но она уже близка и скоро настанет...»
А уже после погребения «бывший вольнослушатель Московского университета Михаил Дмитриев Галонин сказал речь примерно такого содержания: студент-товарищ, мы знаем, за что ты пал, нас здесь немного, тебя понимающих и сочувствующих, но придет время, настанет заря свободы, тогда весь русский народ поймет, за что ты пал». Потом пропели на мотив «Марсельезы»: «Вставай, поднимайся, наш русский народ. Вставай, поднимайся, голодный наш брат, вперед, вперед».
На выходе с кладбища начались столкновения с полицией, которая сделала все, чтобы участники похоронной процессии не прошли по центральным улицам.
На следующий день начальник Нижегородского губернского жандармского управления направил секретное предписание подполковнику Отдельного жандармского корпуса Попову приступить к выяснению «участвующих лиц и степени их виновности в означенном демонстративном проявлении».
В особой папке жандармского управления есть полный список участников политической акции. Среди них значится и курсистка Елизавета Владимирская, дочь арзамасского протоиерея Федора Владимирского. Та самая, о которой Горький писал, что она усиленно готовится попасть в тюрьму «за политику».
Потом последовали аресты. Правда, никого из семейств Рюриковых и Владимирских не тронули: все же родственники покойного.
...Как видим, было отчего спешить отцу Федору в дождь на Сальникову улицу.
В. Панкратов
