Детство и юность Алены

«Ей вспомнилось детство. Вот отец. Он берет ее на руки, усаживает к себе на колени, гладит тяжелой шершавой мозолистой ладонью по светлым локонам и шепчет в самое ухо: «Аля, Аленька, маленькая моя. Скоро вырастешь ты, станешь ладной, пригожей. Приедет богатый князь-молодец и увезет тебя в свой терем. И жизнь у тебя будет богатая».

Она смеялась и просила: «А дальше, что дальше-то будет?»

И отец рассказывал ей сказку, всякий раз новую и со счастливым концом.

Ей вспомнился дом: в Красном углу икона в серебряном окладе, свет лампады, желтыми бликами играющий на бородатом строгом лице, и глаза, от которых не спрятаться. Стол, длинный ряд лавок, мать, хлопочущая у печи.

Но не долгим было детство. Оно окончилось как-то сразу, в один день, в тот самый страшный весенний день, когда небо было высоким и голубым, а солнце дарило свое тепло людям. Алена видит отца, идущего за сохой. Распалясь, он скинул рубаху. На высоком лбу его блестят капельки пота. Мать ведет под уздцы лошадь. И вдруг крик. Он и сейчас еще преследует ее по ночам. Упавшая в борозду мать, скрюченными от боли пальцами царапающая землю, отец, сжавший голову руками, суетящаяся возле матери подоспевшая на крик старушка.

Мать так и не смогла разродиться... Такой и запомнила ее Алена Арзамасская: лежащей в борозде, на бледном лице ярким пятном запекшиеся, искусанные в муке губы и широко открытые глаза.

Беда не приходит в дом одна: отец с гори запил и через год умер. Сжалясь над сиротой, Алену ваяла к себе баба Феня. Сгорбленная, старая, она ходила по дворам, прося «Христа ради», тем и жила.

Когда Алена подросла и было ей лет девять, та отдала ее в услужение к лысковской попадье. Работы было много, но зато жилось сытно и тепло. Детей у благодетелей не было, и, несмотря на то, что попадья частенько била ее, таскала за длинную косу, все же по-своему любила трудолюбивую девчушку. Но когда лет через шесть она заметила, что поп не без интереса посматривает на хорошенькую сироту, то, выдрав ее напоследок лозой и вдоволь оттаскав за волосы, сказала:

- Будя, девка, мои харчи жрать! Замуж пойдешь. Целуй руки, дура. Счастье тебе такое выпало мужик то сговорен, справный, работящий.

Еще не зная мужской ласки, она ждала и боялась ее. И вспоминая свою первую брачную ночь, Алена всегда улыбалась: как это давно и как будто не с ней. Дрожащую, он раздел ее, поднял на руки и отнес на лавку, застланную овчиной, но не тронул. А она пролежала всю ночь без сна, дрожа от страха перед этим, как ей ни да казалось, огромным, на двадцать лет старше ее, бородатым мужиком.

Через год Алена понесла. Беременность была мучительной, временами казалось, что выворачивает наизнанку. Сама еще ребенок, она готовилась стать матерью. Видя, как жена страдает, Андрей, так звали мужа, брал ее на руки и носил по избе, покачивая.

Роды она помнила смутно. Что-то тяжелое, темное навали лось на голову, боль разламывающая, нескончаемая разлилась по телу, наполняя ее всю.

Только через несколько месяцев, после долгой и тяжелой болезни, ей сказали, что младенец родился мертвеньким.

Быстро возвращалась Алена к жизни. Вскоре щеки ее опять налились румянцем, а глаза засияли небесной синевой. Но не на радость, а на погибель свою расцвела краса девичья. Приглянулась она князю, что приехал в имение свое для суда и расправы над беглыми холопами. Приказал князь привести молоденькую женщину для забавы, но не дал Андрей жены своей. Как псы голодные налетели служки дворовые, заломили руки за спину и поволокли его на боярский двор. А Алена бежала рядом с ним и причитала как по покойнику, чуяло сердце горе великое, неутешное.

Привели его на конюшню, привязали к козлам, и засвистели хлысты сыромятные. А как хлынула горлом кровь у Андрея, забилась Алена в падучей.

До вечерней зари пролежала она на конюшне, обнимая остывший труп мужа. А потом пришли две дородные бабы, оторвали ее от покойника и увели.

Как неприкаянная прожила молодая вдова полгода у соседей, ни к чему не лежало сердце, а тут еще побродяжка прибилась ко двору. Она-то и надоумила Алену пойти в монастырь. А как закрылись за ней монастырские ворота, так и потекли день за днем годы серые, как две капли воды похожие друг на друга».