М.С. Жукова после 1830 года

После 1830 года М.С. Жукова живет в Саратове, а большей частью в Петербурге. У нее сын-гимназист, а затем студент университета. Василию отдается вся материнская любовь, все внимание.

Одна, со скромными средствами, выплачивая долги мужа, Мария Семеновна узнает в столице «печальную существенность». Ей приходится вести какое-то судебное дело, возможно, возвращать родовое свое имение, отошедшее прежде к мужу в качестве приданого... Короче, М.С. Жукова испытала «всю трудность слияния поэзии с судебной палатой». Единственное, что скрашивало жизнь ее в Петербурге, — это общение с Софьей Алексеевной Корсаковой-Голицыной и упорная работа над «Вечерами...».

Но эта работа, эта жизнь в сыром Петербурге подорвала силы Марии Семеновны, и она была вынуждена уехать в 1838 году за границу, где — с перерывами — провела около трех лет. Ее творческим отчетом об этой поездке явились «Очерки Южной Франции и Ниццы».

Литературные заработки писателей были скромными, и М.С. Жукова часто отрывалась от письменного стола, чтобы подработать на жизнь кистью художника. Она копировала с картин Эрмитажа, и это составляло известную часть ее доходов. Однажды в Эрмитаже на работу Марии Семеновны обратила внимание императрица, и М.С. Жуковой был заказан портрет-миниатюра Николая I.

Мы уже упоминали, что первые графические и живописные навыки наша землячка получила в родном Арзамасе, в школе живописи А. В. Ступина. Дальнейшее развитие Марии Семеновны как художницы связано с домом Корсаковых. Софья Алексеевна Корсакова-Голицына была не только писательницей, но и признанной художницей своего времени. И, наконец, долгое время бок о бок с М.С. Жуковой работал француз Филипп Берже, еще в 1831 году получивший звание почетного вольного общественника Академии художеств. Филиппу Берже мы обязаны и единственным портретом М.С. Жуковой, который был написан около 1835 года17. Примечательно то, что писательница сама иллюстрировала свои очерки о Франции.

М.С. Жукова любила Саратов, здесь прошли многие ее годы, насыщенные напряженным творческим трудом.

Писательница являлась, как говорили тогда, душой местного образованного общества. Близко сошлась она с семьей губернатора А. М. Фадеева. Е. П. Фадеева слыла отличным знатоком флоры местного края, собрала ценнейшие ботанические коллекции, приобрести которые намеревалась Академия наук. А. М. Фадеев интересовался историей города и губернии. В семье Фадеевых с полным основанием гордились дочерью — Е. А. Ган, известной писательницей России, о которой В. Г. Белинский сказал, что она «принадлежит к примечательнейшим талантам современной литературы». Выступая под псевдонимом «Зенеиды Р-вой», Е. А. Ган, воспринявшая идеи декабристов, выражала в своих повестях протест против бесправия русской женщины, и это очень сближало саратовских писательниц.

В доме М.С. Жуковой, несомненно, бывал «писатель по части исторической» Г. В. Есипов, учитель саратовской гимназии Е. А. Белов — переводчик многотомной Всемирной истории Ф. Шлоссера, а также поэт Э. И. Губер (из саратовских немцев), что сдержал слово, данное им А. С. Пушкину, и перевел на русский язык «Фауста» Гете.

Завсегдатаем в кружке писательницы считался «политический преступник», профессор Киевского университета Николай Иванович Костомаров, высланный сюда под надзор полиции в 1847 году за создание тайного Кирилло-Мефодиевского общества. В доме М.С. Жуковой, по словам Ивана Палимпсестова, Н. И. Костомаров «читал со свойственным ему одушевлением своего «Богдана Хмельницкого» — читал на память, ибо рукопись была конфискована вместе с другими его бумагами. Память у нашего историка поистине была замечательная».

Можно полагать, что бывал у писательницы и молодой преподаватель русского языка и словесности Саратовской гимназии «благообразный белокурый юноша с тонкими чертами лица» — Н. Г. Чернышевский. Николай Гаврилович, конечно, читал повести М.С. Жуковой, ее подруги Е. А. Ган, и идеи эмансипации русской женщины, что проводили обе эти писательницы, глубоко запали в сознание молодого Чернышевского, определили его благородное, святое отношение к женщине вообще и к жене Ольге Сократовне, в частности.

Общение с передовыми людьми тогдашнего Саратова не могло не сказаться на эволюции мировоззрения писательницы. И пусть робко, но Мария Семеновна все же сказала о приметах пробуждающейся новой жизни в русском обществе. В повести «Наденька», последнем прижизненном издании, появился некто Петр Ануфрич, который перевозит, а значит, и пропагандирует передовые журналы того времени «Современник» и «Отечественные записки».

Уже тяжело больную М.С. Жукову все еще охватывала жажда самой разносторонней деятельности. Кроме работы над романом «Две свадьбы», она пополняла начатый ранее гербарий, много читала и рисовала. Закончила альбом рисунков саратовской флоры, исполнила портрет своего друга Филиппа Берже...

Но болезнь делала свое коварное дело, легкие, пораженные чахоткой, сгорали, и в ночь с 13 на 14 апреля 1855 года Марии Семеновны не стало.