Путевые записки М.С. Жуковой

Белинский считал эти путевые заметки М.С.Жуковой лучшим из всего, что было написано в этом роде после «Писем русского путешественника» Карамзина. Книга путевых очерков М.С. Жуковой для русской публики стала живо написанным путеводителем по историческим местам и памятникам юга Европы, красочным описанием богатейших сокровищниц европейского искусства Сохраняет эта книга немалый интерес и для современного читателя. В подробных описаниях достопримечательностей Авиньона, Ниццы, Гренобля содержится ценнейший познавательный материал. Многое из того, что успела увидеть и описать М.С. Жукова, кануло в небытие, и её книга, таким образом, обладает не только художественной ценностью, но и является одним из важных документальных источников, воссоздающих исторический облик этих мест.
Журналы, без различия направлений, единодушно хвалили «Очерки» М. Жуковой. Один из критиков обратил внимание на то, что они явно писались «под свежим впечатлением, по заметкам, набросанным на месте».
Это же подтверждает и автор. «Во всех прогулках, — говорит Жукова, — со мною всегда были в походной сумке кисти, краски, альбом и мой журнал...» Жаль, но, по-видимому, журнал этот не сохранился. А сколько интересного он мог бы нам рассказать! Жукова провела несколько месяцев в Риме в то время, когда к святыням человеческого искусства совершали паломничество многие русские художники и писатели, когда там жили В. Иванов, Н. Гоголь. Но римские впечатления Марьи Семеновны для нас, вероятно, навсегда потеряны. Мы можем судить об их силе только по некоторым отзвукам в повестях и «Очерках». Так, она хочет заехать в долину Толоне около Экса посмотреть римские развалины, «потому что, возвращаясь из Рима, искала, как страстный любовник, следов своей милой, всего, что напоминало о нем».
Этим языком влюбленной говорит Жукова о Риме в 1844 году. Вероятно, долгое пребывание в Италии укрепило ее здоровье и успокоило духовно: «стыдно сетовать там, где каждый камень говорит о судьбе целых народов». Она одухотворенно, тонко и проницательно рассказывает о своих впечатлениях. Слышится «изустный рассказ, исполненный всей прелестью личной беседы, в которой интересно и живо все, что показалось бы в книге и сухим, и мертвым, и незанимательным». Ним, Сифур, Тараскон, Лебо, уголки прежнего, умершего и забытого Прованса, остатки художественной старины - вот что, главным образом, интересует автора «Очерков». Их, прежде всего, ищет Жукова, и только попутно, как человек живой и отзывчивый, заносит в свой журнал и другие впечатления. Она не довольствуется одним осмотром, она справляется о местных легендах, трудится в библиотеках, стараясь выяснить историческое значение увиденного.
Ни дождь, ни холод, ни мистраль не удерживают ее, слабую здоровьем, от посещения какого-нибудь интересного уголка. Она с искренней грустью пишет о разрушении древнего Прованса, ей понятна чарующая прелесть старины, она глубоко ценит «аристократическую печать Бремени». Многое в «Очерках» говорит о необыкновенно разносторонних дарованиях М.С. Жуковой. В тексте «Картезианского Монастыря» — одной из частей «Очерков...», встречаются лирические отступления философского характера. Таковы, например, удивительные по своей глубине размышления о божественной природе человеческого гения.
М.С.Жукова любит длинные прогулки пешком, ненавидит проторенные пути путешественников: «Кто в путешествии своём никогда не оставлял дилижанса и с посохом в руке не углублялся в горы по уединённой тропинке, тот не испытал большой прелести путешествия. Я не знаю ничего приятнее чувства независимости, с которым, следуя единому влечению собственной воли, взбираешься на крутые холмы, спускаешься на край горного потока или отдыхаешь на дикой скале». М.С. Жукова не любит пользоваться услугами проводников-чичероне и ценит неожиданности.
Стоит заметить, что в «Очерках Южной Франции и Ниццы...», в составе которых был впоследствии переиздан написанный в 1841 году «Картезианский монастырь», сказались традиции не только западноевропейской сентиментальной и романтической литературы, но и древнего жанра паломнических и, особенно, светских «хождений». Очерк «Картезианский монастырь» полностью соответствовали известному определению Н.Г.Чернышевского, который видел в жанре «путешествия» «отчасти роман,., отчасти естествоведение». Героиня «путешествия» М.С. Жуковой предстает перед читателем и историком, и географом, и социологом. В её произведении мы находим сведения этнографического характера, касающиеся, например, обычаев захоронения во Франции и Италии начала XIX века.
Пейзаж кисти М.С. Жуковой проникнут мыслью, но не аллегоричен, он остается реальным пейзажем окрестностей Гренобля. Олицетворения же связывают его с сопровождающими образами, и в этом взаимодействии рождается новый смысл.
Образы природы в «Картезианском монастыре», прекрасные сами по себе, в то же время «иллюстрируют» историю мыслей и чувств героини. Писательница так передаёт эту мысль: «Есть минуты, в которые душа так переполнена чувством, что все предметы блещут для неё его избытком».
Истинное искусство художницы состоит в том, что она умеет заставить читателя буквально видеть, чувствовать и осязать созданные ею картины. У Марьи Семёновны каждая деталь найденного ей образа выписана до мельчайших подробностей, почти физически ощутима. Жукова старается донести до читателя всю гамму своих ощущений: «Мне было холодно, и по временам ветер, забегавший из ущелья, обдавал меня свежестью, напоминавшей, что мы приближались к пустыне, где, по словам её историка, «...без особенной помощи Божией, человек не мог бы поселиться по причине жестокого холода, диких зверей и непроходимых дебрей».
У Марьи Семёновны во время путешествия возникают аналогии и ассоциации, не всегда доступные просто хорошо образованному человеку — у неё особое, тонкое и многокрасочное видение мира, видение художницы, обучавшейся живописи у академика А.В. Ступина.
У родственников писательницы сохранились некоторые акварели её работы, преимущественно портреты. Их нельзя причислить к дилетантским опытам, напротив, в них сказывается значительный технический навык. Считается, что Мария Семеновна, помимо литературных работ, и даже главным образом зарабатывала как художница, исполняя копии с картин. Во время работы в Эрмитаже на нее обратила внимание императрица, после чего М. Жуковой был заказан портрет - миниатюра императора Николая 1. К сожалению, о художественных работах Марии Семёновны почти ничего не известно. Первоначальное знакомство с живописью Жукова получила в Арзамасе, в школе рисования и живописи академика А.В. Ступина. Вот как пишет об этом периоде её жизни П.Еремеев: «...полюбила карандаш и бумагу Машенька, так что уже и в нежные лета свои стала часто замечаема среди пылких к художеству питомцев Ступина. После мадмуазель Мария совершенствовалась в рисунке и акварели рядом с Сонечкой Корсаковой, впоследствии княгиней Голицыной - одной из образованнейших женщин России, писательницы и художницы».
В дальнейшем своём совершенствовании искусства художницы Марья Семёновна многим обязана Филиппу Берже, иллюстратору её «Очерков». Сведений о нём почти не сохранилось. Известно, что он был художник-миниатюрист. Впервые имя Берже встречается в 1804 году, на выставке в Академии Художеств. Этот француз-художник был не только учителем, но и личным другом М.С. Жуковой. Вероятно, прототипом образов старичка - учителя Гутенгерца, доктора Карла Ивановича, Александра и других бескорыстных, преданных друзей, к которым прибегают, «когда душа переполнена», был реальный человек Филипп Берже. Благодаря этому художнику сохранился портрет М.С. Жуковой, написанный им, вероятно, около 1835 г. Он украшает обложку последнего, 1986 года, издания «Вечеров на Карповке». Гладко причесанные на пробор темные волосы, высокий чистый лоб и широко расставленные нежные глаза.
Итак, основной, во многом автобиографичной темой повествований Марьи Жуковой была нелегкая судьба женщины, испытывающей неразделённую любовь и жертвующей собой для счастья возлюбленного или покоя близких людей. М.С. Жукова, написавшая десятки повестей, несколько романов и изумительные по свежести и яркости переданных впечатлений путевые заметки, безусловно, всю свою душу отдала литературному творчеству.
Глубже и точнее всех определил характер дарования писательницы В. Белинский, причислив её произведения к области беллетристики, имеющей все права гражданства в литературе и играющей важную роль в развитии нравственного и эстетического чувства в русском читателе. В статье, анализирующей повести М.С. Жуковой, ведущий критик того времени выдвинул концепцию о праве на сосуществование двух типов прозы - той, что относится к «высшим произведениям творчества, которые носят на себе название художественных» и «изящной литературы».
«Звезды второй величины» — так назвала мало издаваемых и почти забытых писательниц XIX века В.В. Учёнова. Звезды второй величины... Именно они превращают ночной небосклон в мерцающее чудо, именно из них соткан загадочный Млечный путь, ведущий в созерцательные глубины человеческого сердца.... «Если на небе зажигаются звёзды, значит, это кому-нибудь нужно»...
Это нужно нам с вами, любящим Россию и тех, кто составляет ее национальное и культурное достояние. Востребованность литературного творчества неоправданно забытых писателей XIX века представляется особенно важным именно сегодня, во времена всеобщего и катастрофичного падения культурных нравов и литературных вкусов. Женщины-писательницы, подобные Марии Семеновне Жуковой, способны напомнить нам, как можно и как должно писать, напомнить нам о вечных и высоких духовных и эстетических ценностях, служить которым призван истинный литератор и художник.