Петр Еремеев. Летописец

...Телеграфист IV разряда, а с конца 1881 года надсмотрщик Арзамасской телеграфной станции, он же частным, приватным образом типограф, Николай Никанорович Доброхотов большой корысти себе не искал, когда обговаривали, как издать книгу. Пятидесятилетний, бородатый, в форменном тесном мундире, будто читал мысли автора, горячился:

— Первый труд по истории города... Дадим в печатное движение большим форматом! Да мы все типографские у красы, все орнаменты в ход пустим...

Доброхотов привычно барабанил сухим пальцем по столу, будто телеграфным ключом работал.

— Собирай иллюстрации. И вот что, предвари начало напутным словом, предисловием!

Подперев тонкими пальцами сильно лысеющую голову, Щегольков говорил тихо, осторожно:

— Пожалуй, не приму твоего совета, Николай Никанорович. Назвать "историей" — это нет! Это прежде Храмцовский в Нижнем с такой легкостью... Я — первый собиратель материалов по Арзамасу, летописец скромный... А история, в полном-то значении этого слова — эт-то, брат, после, после нас... Пусть потрудятся новые поколения. А я уж тем доволен, что оставлю им путеводную нить... Льщу себя надеждой, что без моего слова, похоже, тем историкам не обойтись. Но будет, будет, в свой огород кидаю цветочки...

В другой приход к Доброхотовым Николай Михайлович принес толстую папку фотографий для клише на свинцовых пластинках. Едва не с порога наборной комнаты объявил:

— Название книги, пожалуй, длинное, но точное: "Исторические сведения о городе Арзамасе, собранные Николаем Щегольковым". Ниже набирайте тако: "С видами и портретами".

Доброхотов плавно развел руками, широко улыбнулся.

— Воля твоя-с. Ваши деньги — ваши прихоти!

В комнату вошла Мария Федоровна, жена телеграфиста и фактическая владелица типографии. Была она дочерью Федора Ивановича Владимирского, отличалась ясным умом и деловитостью. Мария Федоровна слыла хорошей наборщицей, вела корректуру, всех своих детей, а их было двенадцать, в свое время научила нехитрому наборному ремеслу и потому типография обходилась почти без наемной силы.

Щегольков увидел жену Доброхотова, вспомнил, что заготовил к ней просьбу.

Мария Федоровна, с нижайшим поклоном... Где-то в слоге я, наверное, не ровен, и ежели нескладности какие выпирать будут... Потом, иногда, в знаках препинания не тверд — приложите руку!

— Ну о чем речь, за удовольствие почту.

Николай Михайлович вынул из папки два большеформатных листа.

— А это вот обещанное предварение к книге.

В нем, среди прочего, летописец писал:

"На собрание этих "сведений" посвящены досуги целой жизни автора, более 40 лет... Несмотря на всю ограниченность собранных "сведений" автор решил поделиться ими... со своими согражданами. Посвящаю этот труд мой памяти достославных арзамасцев, споспешествовавших созиданию, прославлению и украшению моего родного города и приношу его в дар современным и будущим поколениям арзамасцев с искренним желанием, чтобы добрые примеры предков воодушевляли потомков к подражанию им и соревнованию".

Прекрасные слова!

Экземпляры книги привезли на телеге. Полки в двух комнатах дома были давно заставлены "историей", привезенное сложили на пол в углу. Вечером, на рабочем столе, Николай Михайлович долго листал плотные страницы своей новой книги и был истинно счастлив. Срываясь на невольные воспоминания, шептал в подступившей горести: "Ах, Верочка... Смолоду, обещал я тебе эту книгу. Вот она, долгожданная, а ты-то, голубушка, где..."

Шел 1911 год.

Петр Еремеев. Летописец