Открытие школы
С трепетом и надеждой ожидал А.В. Ступин решения профессоров, удалившихся на совещание. Каково же было его удивление и радость, когда вслед за объявлением награжденного Малой золотой медалью и Волиной серебряной, была названа фамилии Александра Ступина, удостоенного серебряной медали второго достоинства. Это был успех, о котором «приходящий» ученик мог только мечтать. А из Арзамаса от жены шли треножные вести: ученики ропщут, денег нет, живу впроголодь, городская управа грозится за неплатежи годовых податей описать дом и продать его с торгов, а позже еще одно письмо умер Ванечка. Будучи недоношенным, младенец прожил немного. Своими горестями Ступин поделился с учителем Иваном Акимовичем Акимовым. Тот помог составить прошение на высочайшее имя об исключении Ступина из податного сословия. Прохождение подобных бумаг было делом не простым и длительным. Император не мог наложить резолюцию, пока генерал прокурор не получит соответствующего подтверждения о сословном и имущественном положении просителя из Арзамаса. Дело затягивалось. Помог по просьбе Акимова граф А.С. Строганов. Президент Академии дал отличную рекомендацию Ступину для генерал-прокурора. К тому времени пришел и ответ на запрос из Арзамаса, в котором содержались сведения о тайне рождения Ступина. В «вернейшей справке» говорилось, что мать Александра Васильевича Ступина, Анисья Степановна, и крестный отец, бывший священник Воскресенского собора, а теперь престарелый монах Высокогорской Вознесенской пустыни, показали под присягой:
«Прошлого 1776 года в осеннее время, а которого месяца и числа того за многопрошедшим временем не упомнит, по случаю жительства его в г. Арзамасе и бытия при церкви здешнего Воскресенского собора штатным священником, принятой в доме арзамасского мещанина Василия Козьмина сына Ступина и взятой по неимению своих детей в приемыши младенца незаконнорожденный бывшей дворянского рода и фамилии господ Борисовых Надеждою Никитиной... подлинно крещен и в крещении наречен Александр, причем по неимению иных мужеска пола никого сторонних он, священник, младенцу тому за его сущею тогда в здоровье слабостью, по нетерпимому оному крещению отлагательства времени и восприемником был. А при случае дачи им же священником ей Никитиной после родов очистительной молитвы объявляла она ему, что тот рожденный ею младенец прижит незаконно с находящимся тогда в г. Арзамасе дворянином Петром Степановичем Соловцовым».
На докладной записке генерал-прокурора Александр I начертал: «Александра Ступина с семейством от податей освободить и даровать ему свободу соответственно его художеству». После этого был учинен соответствующий именной указ.
Великая монаршая милость окрылила Ступина. Он принялся работать еще прилежнее, еще исступленнее. Постепенно приходили навыки владения карандашом, кистью, начал проявляться в его работе свой собственный стиль. Но обучение в Академии пришлось прекратить. Из Арзамаса приходили письма - одно тревожнее другого. Александр Васильевич был вынужден вновь обратиться к графу Строганову с нижайшей просьбой: отпустить его домой с официальным аттестатом свободного художника, чтобы иметь возможность открыть в Арзамасе художественную школу. Такой аттестат выпускникам Академии выдавался лишь по завершении шестилетнего обучения и после представления для публичного просмотра выпускной живописной работы по установленной Советом профессоров программе. Состоялось заседание членов Совета Академии, на котором конференц-секретарь Александр Федорович Лабзин предложил выдать Ступину аттестат первой степени со шпагой. Никто из профессоров не возражал, тем более что это Предложение поддержал сам Президент Академии А.С. Строганов.
Многие из преподавателей, узнав, что ближайшей целью Ступина является открытие в Арзамасе школы живописи, дарили ему картины, эстампы, книги. Академия выделила четыре гипсовых статуи и более десятка бюстов. Наняв у верящих в него семьсот рублей, он закупил кисти, краски, рисовальную бумагу и карандаши. Все это богатство было тщательно упаковано и отправлено в Арзамас.
Тягостным было прощание с преподавателями Академии, товарищами, иеромонахом Доримедонтом, с профессором живописи Иваном Акимовичем Акимовым, сыгравшим немалую роль в петербургском периоде жизни, и с самим Санкт-Петербургом. Прощался с тягостным сердцем, хотя и теплилась надежда, что не навсегда, что возвратится еще к убранным в гранит берегам Невы, к мостикам и мостам, к золотоглавым соборам и дворцам. А впереди ждали тысячи верст пути, родной Арзамас и истомленные ожиданием встречи родные.
