Первые шаги в открытии школы
Арзамас встретил Ступина забивающей дыхание вонью обрабатываемых кож (кожевенных заводиков было множество и разбросаны они были по всему городу), грохотом двадцати кузниц и самоварной фабрики. Но даже это не могло загасить восторженного состояния, охватившего Александра Васильевича при виде множества куполов церквей и соборов. Вот и дом... Рафаил, Екатерина, Анисы Степановна.
На следующий день, надев парадный академический сюртук, первым Александр Васильевич Ступин нанес визит городничему. Вот как описывает этот немаловажный шаг для реализации предстоящих планов писатель Петр Еремеев в повести «Арзамасская муза»:
«Юрлов увидел в своем кабинете невысокого стройного молодого человека с живыми темными глазами, почти прямым выразительным носом на бровастом загорелом лице и тотчас насторожился. Белый шейный платок вошедшего был повязан высоко, артистично и хорошо подчеркивал эту ровную загорелость худощавого умного лица. На широким стоячем вороте синего мундира блестели золотые дубовые листья и желуди, на боку светлела начищенная медь рукояти короткой партикулярной шпаги.
Александр Васильевич внял форменную треуголку, буйные жесткие кудри пали на его припотелый лоб и разом омолодили лицо. Он спокойно представился:
- Александр сын Васильев Ступин... Художник, аттестован императорской Академией художеств...
Городничий - делать неча - встал из-за стола и пошел навстречу, как-то предписывали правила обращения с благородным человеком. Помня о своей подагре, пригласил садиться. Ступин кивнул головой, но продолжал стоять.
Данила Афанасьевич едва ли до этого часа знал своего необычного посетителя, хотя давненько уж служил в Арзамасе. Внимательно прочитал поданный аттестат Академии, и широкое лицо его обмякло, подобрело. Городничий, конечно, ведал о том, что Ступин исключен из податного сословия именным указом императора, понял, что художнику кто-то из высоких чинов покровительствовал, за что так обласкан вчерашний плебей, неужто и вправду за свои способности? А как за что-то другое, далеко идущее и сокрытое пока от него, Юрлова... Да, покамест ухо надо держать востро...
Александр Васильевич принял из рук городничего аттестат и сдержанно заговорил:
- Выражая свое глубокое почтение вашему высокоблагородию, не умолчу и о том, что намерен открыть во вверенном вам Арзамасе рисовальную школу... Школу живописи!
Юрлов был откровенен.
- Да, помилуйте, Александр Васильевич... Я как-то сразу и не сообразуюсь. Зачем оная школа, мало ли у нас иконописцев!
Ступин не уступал в любезности топа. Улыбнулся.
- Виноват, Данила Афанасьевич, недоговорил. Я желаю завести школу по академическому образцу и отдам, ее под ваше, надеюсь счастливое, покровительство...
Городничий был старый служака, тертый калач, мелкой лести наслышался давно. Посерьезнел лицом, потянул шею в тугой ворот мундира.
- И кого же вы намерены учить?
- Детей и юношество всех сословий, у кого увижу явные способности…
- И крепаков тоже?
- Господам помещикам нужны разные мастеровые, в том числе и художники... для приятности жизни…
Юрлов медленно ходил вдоль окопной стены кабинета, старый магистратский пол постанывал под его грузным телом
- А тишина, а спокойствие граждан не нарушено ли будет? Сие мое главное условие. Надеюсь, вы понимаете, Александр Васильевич, о каком я нарушении говорю. Молодости свойственны не одни благие порывы... Какой бы ослушности не было с тем окрасом... Вы, яко наставник, должны помнить о мерах предупредительных...
Александр Васильевич понял намек и заторопился с ответом:
- Благодарю, догадали вы меня, Данила Афанасьевич. Доложу вам, что уже сами академические правила исключают всякие предосудительные явления...
- Коли так... - Юрлов облегченно вздохнул, расстегнул верхнюю пуговицу мундира - в кабинете было душно, пахло старой молью. - Буду рад, что в моем городе обретут жизнь благородные художества... А те правила укрепите у себя на видном месте, досмотрю...»
Необходимо было и разрешение губернатора, но за этим дело не стало. Нижегородский гражданский губернатор либерал и англоман Л.С. Крюков, дал свое согласие на открытие в Арзамасе художественной школы. За этим последовало объявление о наборе в школу живописи и условия приема. В частности, в правилах приема было написано: «Малолетние ученики всякого сословия и звания принимаются на шесть лет с платою до двести рублей ассигнациями в год за учение рисованию, живописи и содержание, кроме платья. Ежели поступает взрослый - обучаться ему четыре года с платою до триста рублей в год, а обучающиеся где-то живописному искусству - на три года с платою по триста пятьдесят рублей в год. Жительство ученики имеют при школе под присмотром самого господина Ступина. А приватно к художеству воспитанники будут обучаемы також закону Божию, отечественной грамматике, счислению, географии и истории...»
Александр Васильевич разработал программу обучения. Она была достаточно сложна и обязывала Ступина ко многому. В частности, в программу были включены темы:
• Объяснение относящихся к рисованию и живописи некоторых употребительных речений;
• О рисовании и живописи, предварительное понятие и историческое свободных художеств происхождение;
• О направлении в рисовании и живописи вкуса;
• О принадлежащих к рисованию и живописи науках;
• О принадлежности к рисованию и средствах упрочивать и сберегать рисунки;
• О геометрии;
• О начальном рисовании;
• О линейной перспективе, об архитектуре;
• О рисовании с оригинальных голов и фигур;
• О постановлении и оттенении для рисования статуй, о рисовании с бюстов и с цельных статуй;
• О пропорции человеческих костей и тела. Об анатомии;
• О рисовании с натуры. О выборе, постановлении и оттенении натурщика;
• О движении, пропорции, и оттушевании натуры;
• О выражении страстей и общее заключение о рисовании с натуры;
• Разбор некоторых античных статуй».
Эти темы требовали от преподавателя немалой эрудиции, общей и языковой культуры, специальных знаний, навыков и приемов, то есть они должны были соответствовать требованиям педагогической системы Императорской Академии художеств. Александр Васильевич строго придерживался разработанного им плана.
