Евгению Васильевичу Кузнецову - 80! Часть 5

Запомнилось также его знаковое выступление 9 октября 2001 года в день своего 70-летия, на расширенном заседании Ученого Совета Арзамасского педагогического института, посвященного ему как юбиляру. Тема того юбилейно-актового выступления была очень неординарной и далекой от непосредственной тематики в науке Евгения Васильевича - об эзотерических знаниях. Конкретные факты этого сюжета касались истории Древнего Египта и раннего средневековья. Как всегда, в блестящей манере, разумеется, без каких-либо записей, докладчик вел речь о делах и персоналиях такой далекой и в определенном смысле абстрактной для многих исторической ткани. Думаем, что он убедительно доказал слушателям, по крайней мере думающим, злободневность сведений четырех тысячелетней давности и для настоящего времени. Извивы истории часто неожиданны, порой необъяснимы, часто поучительны, к сожалению, не для всех.

Опыт подобных выступлений проф. Кузнецова не ограничивается только вузовской аудиторией. Часто он появлялся на собраниях городской общественности с темами русского национально-патриотического звучания. Памятны его выступления в городском Доме архитектора на Верхневолжской набережной и в доме культуры им. Свердлова на нынешней Большой Покровке. По прошествии многих лет можно сказать, что некоторые из высказанных им тогда замечаний, предположений позднее, в перестроечное время оказались в центре напряжения силовых полей нашей современной истории. Его давняя оценка (в доме культуры им. Свердлова) Святого равноапостольного князя Александра Невского в апреле 1992 г. в выступлении в связи с годовщиной битвы на Чудском озере предвосхитила выбор мятущейся Россией этого исторического персонажа в качестве главного героя русской истории в известной телевизионной акции 2009 года. Эти примеры свидетельствуют, во-первых, об ответственности Кузнецова-историка, выводящей его на встречи с людьми, а, во-вторых, об интуиции, опирающейся на добротный исторический багаж и понимание современных реалий. В этом плане достаточно показателен еще один пример. В годы приснопамятной перестройки, накануне или через год-два после разрушения СССР, на Заседании Ученого Совета педагогического университета кто-то из социологов запустил среди членов Совета анкету, в которой был один «больной» вопрос: «Каким вы видите наше общество и государство в ближайшее время»? Еще не утвердился у нас в то время наимерзейший из общественных укладов, бушевала запущенная партократами по вероломно-троянскому сценарию так называемая гласность, умы находились в смятении, ориентиры умелыми и циничными «сценаристами» были сбиты. Мы сидели с Евгением Васильевичем за одним столом. Стали собирать анкеты. Я попросил у него разрешения заглянуть в его анкету, меня интересовал понятно, какой пункт анкеты. В его анкете напротив ключевого вопроса стоял короткий как выстрел ответ: «Бандитские экономика и государство». Для меня и для многих друзей скажу, ответ был неожиданным. Я тогда для такого ответа еще не созрел. Сейчас такой ответ не дает разве только тот, кому удалось комфортно вписаться в то, что было построено на месте убиенного СССР. В более подробном варианте это предвидение Евгения Васильевича обосновывается в уже называвшихся мемуарах юбиляра. Дабы убедиться в это нужно открыть эту книгу, хотя бы на странице 119, где говорится о симптомах подготовки к развалу СССР, находившегося еще, выражаясь врачебной терминологией, в удовлетворительном состоянии. Не помню, кому принадлежит мысль, но речь в ней идет о философе, о философе вообще. Думается, что без очень большой натяжки в этой сентенции на место философа можно поставить историка. И тогда будет готов вывод о характеристике Е.В. Кузнецова по части его мнений, когда он высказывал свою гражданскую позицию. Историк - это не тот, кто умеет читать тексты, а тот, кто говорит о том, о чем невозможно молчать.

Представления об уважаемом юбиляре не будут полными без оценки его отношения к окружающим и соответственно без восприятия его окружающими. В основе такого рода связей не только авторитет Кузнецова как известного ученого, Заслуженного работника высшей школы РФ, искусного преподавателя, авторитетного администратора (декан факультета), партийного лидера (секретарь партбюро факультета), руководителя творческих коллективов (научные сборники и другие издания, научные конференции), но и определенные личностные качества, притягивающие к нему людей. Среди последних были, разумеется, и преследующие карьеристские и эгоистические соображения. Но не они определяют общую атмосферу нормальной ауры в системе отношений. Это мнение у автора данного юбилейного материала утвердилось, как было замечено, еще с его студенческих лет. Он никогда не возводил границ и каких-либо преград между собой и нами - студентами, а позднее аспирантами и начинающими преподавателями. В отношениях он не был рубахой-парнем, а серьезным и одновременно доступным для общения собеседником, у которого можно было получить ответы на естественно возникавшие у молодых людей вопросы. Мы узнавали его во время нашей первой поездки на археологическую практику в (г. Керчь) в составе Баспорской археологической экспедиции (г. Ленинград) летом 1962 года. Кстати, тогда свободное от работы на раскопе время мы отдавали морю и заслуженной беззаботности. Его же мы часто видели с книгой. На крыше факультетского здания (ул. Ульянова), которую мы ремонтировали, Евгений Васильевич во время перекура проводил с нами беседу по международному положению СССР, естественно по нашей просьбе. Нормальные отношения с ним выстраивались во время его приездов к студентам на картошку. Кстати, во время одной из таких непринужденных бесед я узнал от него, что самый «зверь» для студента на экзамене - это ассистент. Доценту же, тем более профессору, сдавать экзамен легче. Практически на равных выстраивалось наше общение после традиционных (1 мая, 7 ноября) демонстраций с атрибутами настоящих мужчин в также традиционном «Ветерке». Но никогда мы не держали себя с ним запанибрата, всегда чувствовали необходимую для нормальных людей дистанцию. Он знал студентов и молодых людей, делавших первые шаги в науке. Вспоминаю эпизод нашей беседы в крохотном пространстве факультетской микрофотной, где я проживал многие часы, приступив к переводу первой моей по теме английской книги Хилла по истории средневекового Кипра. За этой беседой мы поедали пирожки, испеченные его матушкой Елизаветой Михайловной, которые были принесены в большом кульке из газетной бумаги. Евгений Васильевич умел находить и выбирать нужных исполнителей для организации необходимых факультетских дел: учебный процесс и контроль за ним (система МИСС), текущее латание - ремонт разных прорех, художественная самодеятельность, настенная печать, работа студенческого атеистического кружка с выходом лекций на всю область.

Кому-то может показаться, что все сказанное по поводу оцениваемых здесь отношений звучит в тонах бравурного марша. Много мы просто не знали, особенно о непростых шестидесятых (конец шестидесятых) годах. Сейчас известно, что многие воспринимали Кузнецова не только в радужных красках. Об этом хлестко, прямо, без ужимок позднее в мемуарах сказал сам юбиляр, подразумевая тех, кого он откровенно назвал недругами. Они обвиняли его, - внимание! - в антисемитизме, предательстве водившихся на факультете диссидентов и доносительстве в КГБ, в пьянстве и сексуальных грехах. Интересующиеся могут открыть мемуары и подробнее прочитать об этом в главе 8, которая называется «Возвращение на факультет» (стр. 109 - 125). Можно только позавидовать, бесспорно, человеческому мужеству Евгения Васильевича через много лет поднявшему на человеческий и божеский суд эти наветы. Выскажем по этому поводу несколько коротких соображений. Прошли годы, и сама история много рассудила. Вспомним, что в Древней Греции во время расцвета классической демократии был принят специальный закон, который наказывал людей, остававшихся нейтральными, т.е. не принимавших ту или иную сторону в политическом противостоянии. Слова и дела всегда остаются на совести людей, их совершавших. То, что нам удалось вынести из оценки гражданской позиции Евгения Васильевича, лежит в параметрах известной библейской истины: «Ab haedis segregare oves» (отделять овнов от козлищ, Евангелие от Матфея, 25, 31-33).