Евгению Васильевичу Кузнецову - 80! Часть 4

Мы с понятным единодушием понимаем ректора АГПИ проф. Титкова Е.П., написавшего в одной из статей: «Студентам-историкам, возглавляемого мною вуза, повезло слушать лекции уникального преподавателя». Не ограничимся этим заслуженно комплиментарным отзывом, прозвучавшим «сверху» (ректор). Мне пришлось услышать такую же похвалу и «снизу» - от студентки заочного отделения исторического факультета АГПИ Шобоновой Анжелики, прослушавшей курс отечественной истории в «исполнении», по словам ее и ее сокурсников, любимого профессора арзамасских студентов-историков. Податель сей хвалебной информации сейчас работает в п. Сосновское в Доме пионеров.

Отдавая должное этой стороне таланта юбиляра, позволим себе еще порассуждать на эту тему. Это качество, без сомнения, «отвешивается» не всем, и им обладают далеко не все, даже и опытные и искушенные преподаватели. Главным достоинством этого умения в числе прочих являются: емкость информации, аргументация и связанная с ней убедительность, лингвистическое изящество, облеченное в одежды простоты и доступности. Слитые воедино эти качества рождают харизму (милость, божественный дар, греч.) - непостоянную и ускользающую дочь мудрости. Многие пытаются добиться ее благосклонности специальными приемами, внешними эффектами и т.д. С Кузнецовым, кажется, все проще, естественнее, не видно ни усилий, ни напряжения, ни желания понравиться аудитории. Не желая быть искусственно эффектным, он в итоге эффективен, стиль его прост и экономичен. В речи он свободен, то, что хочет сказать, выпукло, лежит наверху. Это можно свободно взять. И последнее. Трудное и сложное умеет делать удобоваримым для восприятия, понимания. Однако, он не сводит обязательные для научного материала сложности к их упрощению. Лектор Кузнецов не проявляет эгоистического чувства превосходства над аудиторией, демонстрируя уважительное отношение к слушателям, многих делает соучастниками действа познания. Некоторых блестящих лекторов трудно записывать, хотя слушать их интересно. Для кузнецовских лекций характерен «размер», позволяющий конспектировать их. Нам пришлось слушать Кузнецова в трех вузах и двух городах. Убеждены, что ему в «пору и в размер» кафедры и аудитории ведущих в стране столичных вузов.

Заслуживающей внимания и общественного поощрения особняком выделяется еще одна сторона деятельности юбиляра, получившая выход на публичный уровень. Жизнь многих уважаемых ученых часто ограничивается пределами чисто научной сферы, их талант и способности заключены в рамки чисто академические, носители знаний и возможностей отделены от живой среды, от людей преградами, за которыми их часто просто не видно. Иногда это объясняется не только специфической и вполне естественной для ученого цеховой психологией и корпоративными границами, но часто и отсутствием навыков трансляции своего научного багажа на публичный уровень, а бывает и просто нежелания делать это, то есть выходить на аудиторию за пределы своей постоянной работы, или же в своем вузе на факультете выходить за пределы своей профессиональной тематики.

Жизнь показала, что Евгений Васильевич не ограничивается только собственно преподавательской обязанностью, реализуя накопленный багаж и в координатах ответа на злободневные вопросы, которые ставит время и жизнь. Если попытаться облечь эту нашу мысль в некотором обобщенном виде, то она отвечает опять-таки тому требованию, которое досужие древние сумели выразить весьма лаконично, а главное, с определенным и ярким смыслом: «Ad cogitandum et agendum homo natus est» (Для мысли и деяния рожден человек). В небрежении этим советом обвинить Кузнецова у нас нет совершенно никаких оснований. Должны последовать и доказательства. На одном из заседаний Ученого Совета исторического факультета Нижегородского педагогического института, куда Евгений Васильевич перешел в 1984 году не без следования приведенному девизу древних в качестве заведующего кафедрой, он выступил с глубоким аналитическим докладом, в котором анализировались проблемы кооперации на примерах советского колхозного строя и Западного, по преимуществу американского, фермерского хозяйства. Эта злободневная тема во временном контексте наступавших в нашей стране глубоких перемен, в том числе и в сельском хозяйстве, инициируемых блудными детьми грядущих новых экономических отношений и носителей иной психологии, была откликом ученого-медиевиста Кузнецова на грядущие серьезные перемены. Он показал, что эффективность Западных фермерских хозяйств в определенной степени объясняется за счет функционирования в них как в хозяйственно-экономических комплексах некоторых норм и принципов, апробированных в нашем колхозном строе. Думаем, что немногих нужно сейчас убеждать, что ликвидация колхозов и совхозов у нас, проведенная с усердием выше разума, отнюдь не принесла эффективность и пользу, но с доказательной очевидностью добивает русскую деревню. Заметим к слову, что Евгений Васильевич выступил с упомянутым докладом на Совете, на котором обсуждался отчет московского товарища-ревизора по поводу очередной аттестации факультета. На партийном Собрании историко-филологического факультета в классическом университете где-то в начале 80-х годов острым и нестандартным было его выступление, скорее носившее характер сообщения о состоянии, уровне, значимости и принципах функционирования и перспективах советской бюрократии. Он высказался на эту тему с известным опережением существовавшей ситуации: это был тот «нерв», в цепких метастазах которого сейчас практически задыхается в мазохистско-перестроечном раже наша страна. Только эти два приведенных примера подтверждают способность Кузнецова нащупывать некоторые нервные точки и окончания серьезных проблем, которые через определенное время, приобретают характер судьбоносных реалий. У него, видимо, качество видения деталей и «кирпичиков», из которых строятся общественные организмы и системы, развито хорошо, на уровне интуитивного чувства.