Помню и люблю... Галина Основина. Часть 6

Помню, рассказывала сказку про Курочку-рябу. Слушатели, видимо, ждали обычного в те годы и в той обстановке «переиначивания» сказки, наполнения ее актуальным для военного времени содержанием. Но когда доходило до сознания, что со сцены звучит родная, полная доброты и прошения, памятная с детства сказка, в благодарность - взрыв радостного, веселого ого смеха; кто-то утирает слезы, кто-то протягивает маленькой «артистке» два кусочка сахара, сбереженного на случай, и, уточняя адресат, раненый узбек: «Мальшика! Мальшика!» (дательный падеж «кому?»).

Пишу, как будто погружаясь в те полудетские, чуть ли не беззаботные воспоминания. А в голове одна беспокойная мысль - а как мама? Есть одна фотография, сделанная по просьбе папы, постоянно переживающего за нас. Мама там на стуле фотографа: немыслимо похудевшая, глаза, полные грусти и какой-то отчаянной тоски. Сидит как будто обрадованная возможностью хоть на минуту расслабить мышцы, передохнуть. Справа я, рука на мамином плече. Живот, как всегда, торчит вперёд. (Мама когда, бывало, шьет нам сарафанчики: - «Убери живот!» - Я (жалобно): «Не могу, меня так «делали...»). Выгляжу покрепче сестрёнок: успела пожить ещё до войны. На руках у мамы младшая, Саша, - выглядит получше. А рядом стоит худенькая-прехуденькая, какая-то жалобная Лида. Она больна. Её для подкрепления здоровья чуть позже на полгода отправили в «лесную школу». Спасибо принявшим такое решение медикам и районо.

Главное - дети. А ведь ещё уроки в школе, работа с ребятами на пришкольном участке. А ещё корм козе, а ещё - дрова... За дровами иногда ездили в лес без мамы. По весне узнавали свои пеньки: они торчали из-под осевшего по весне снега (мне чуть не по плечи) своими измочаленными верхушечками...

Мама, родненькая! Как же ты справлялась со всем этим? Но я помню: скоро тебе будет полегче. Ведь тебя очень любят свекровь Александра Дмитриевна и свекор Иван Тимофеевич Перевезенцевы. Вскоре дедушка забирает внучек к себе, в деревню Минино, Калининской области. (Немцы уже у г. Дмитрова, а здесь глушь: кажется, что спокойнее и накормить детей легче). Дедушка и бабушка спасали нас от голода! Свекровь и свекор! У деда мы словно в рай попали, «ели как до войны», - писала Лида в письме, снова просясь в Минино.